 |
 |
 |
 |
 |
 |
|
СКАЛА Одной погасшей звезде посвящается. Неподалеку от маленькой деревни, расположившейся на побережье неизвестного моря, стояла скала. Стояла у самой воды. Стояла ещё тогда, когда не было ни людей, ни деревни, ни, быть может, самого моря. Стояла всегда и поэтому никто не обращал на неё внимания. Залезть на неё было не трудно, но этого никто не делал, потому что романтика покинула жителей деревни ещё во времена первых крестовых походов, когда единственный поэт, родившийся здесь, был сожжен заживо, а его жену скормили большим рыжим собакам за то, что она не смогла скрыть слёз на казни мужа. Их судьбу повторить никто не захотел, и лирикой здесь никто больше не увлекался, первые годы из страха, а последующие столетия по сложившейся традиции. Единственным полезным свойством скалы была её отвесность и невозможность выжить после прыжка. Других скал в округе не было, веревки были ненадёжные, ножи ржавые, а самый высокий дом имел два этажа и вряд ли смог бы стать хорошей платформой для самоубийства. Но и для этой прискорбной цели скала послужила всего три раза. О первых двух никто не знал, а третий был так давно, что жители деревни помнили только то, что это был мужчина. Был тихий апрельский вечер. Солнце по всем приметам должно было скрыться из виду минут через сорок. На небольшой зелёной лужайке, находившейся во дворе одного из домов, играли дети. Играли не для собственного удовольствия, но для спокойствия родителей, которые не желали весь выходной день лицезреть своих чад дома, и поэтому отправляли их во двор "играть". Дети были единственными неиспорченными обитателями деревни, и они послушно шли, и "играли" весь день, "играли" под палящим солнцем, "играли" под проливным дождем, с утра до вечера, из года в год. Пройдет каких-то два десятка лет и они, уже повзрослевшие, придут домой, откроют пошире окна и нисколько не задумываясь, отправят "гулять" своих уже родившихся, но ещё не выросших отпрысков. Но это будет потом, а сейчас они заканчивали свою игру, ожидая когда, наконец, их позовут домой. Их было пятеро. Три мальчика и две девочки. Они уже ничего не изображали. Они лежали на спинах и четверо глядели небо, которое начинало окрашиваться в красный цвет заката, а самый младший лежал с закрытыми глазами и думал об электрических чайниках. - Что у нас сегодня на ужин? - спросил кто-то. - Как обычно, дохлые ящерицы - сострил старший из ребят, но почему-то никто не засмеялся. - Я серьёзно. - Серьезно… Наверное, что-нибудь типа каши. На большее у них фантазии не хватает. - Каша…Слушай, а разве бывает миндалевая каша? - Какая?! - Миндалевая. Ну, в смысле из миндаля. - Наверное, бывает. Чёрт его знает, чего они там придумают. - А она вкусная? - Да я-то, откуда знаю! Что ты вообще привязался со своим миндалём? - Потому что мне кажется, что у нас сегодня будет что-то миндальное. - С чего ты взял? - А ты разве не чувствуешь запах? И действительно, как только он это сказал, все вдруг почувствовали лёгкий миндальный аромат, который если и не пронзал ещё всю деревню, то, по крайней мере, уже заполнил весь двор и всю площадку для игр, и теперь с каждой минутой нарастал, становился ближе. Прошло всего несколько минут, и запах стал таким сильным, таким очаровывающим и манящим, что дети не вытерпели и побежали в дом, посмотреть что же приготовила сегодня на ужин их матушка. А приготовила она в тот день обыкновенную пшенную кашу. И ничего более. Трудно выразить словами, какое чувство досады охватили детей. Девочки и самый младший мальчик заплакали, тот парень, который первый заметил аромат, еле сдерживал слёзы, и лишь старший сумел изобразить улыбку и сказал что-то вроде "Я же говорил что всё это глупости", после чего поспешил скрыться, дабы кто-нибудь не заметил его расстройства. И, тем не менее, факт остаётся фактом: в тот день все жители деревни почувствовали сильный запах миндаля, который здесь никогда не произрастал, и появление которого так и осталось загадкой. В тот момент, когда солнце скрылось из виду, всепронизывающий запах миндаля достиг такой силы, что всем казалось, будто бы из него вырублены дома и сараи, им же вымощены улицы и из него сколочены заборы. Люди разбегались по домам одетые в миндальные одежды, под их ногами шуршала миндальная пыль и над их головами пролетали миндальные облака, а рядом с облаками летали многочисленные птицы, слетевшиеся со всех сторон света, сведенные с ума неистощимым ароматом несуществующего дерева. И никто не сомневался в том, что покажись солнце хоть на миг обратно, оно бы выглядело как огромный миндальный орех с тем же запахом и цветом. В ту самую секунду, когда в деревне захлопнулась последняя дверь, к подножию скалы подошел неизвестно откуда взявшийся человек. Одет он был плохо, так плохо, как только может быть одет человек в конце весны. Он был не стар, скорее наоборот, почти что молод, но его голова была абсолютна седой. У него были красивые глаза, но в них, казалось, не было жизни, во всяком случае, в нашем понимании этого слова. Посмотрев по сторонам, он тяжело вздохнул и взобрался на самый верх, где была небольшая площадка, непригодная для разбега, но вполне подходящая для того чтобы просто прыгнуть. Подойдя к краю, он посмотрел вниз. - Подойдёт - сказал он и отошёл. Он сел посреди площадки и задумался. Ему хотелось курить, но сигареты кончились ещё три дня назад. "Очень жаль - думал он - сигарета бы сейчас не помещала". Он просидел около десяти минут и снова подошел к самому краю. Он не хотел, чтобы его кто-нибудь видел. Он не был простым самоубийцей, как в принципе и не был простым человеком. Он пришел сюда умереть. Умереть тихо. Умереть для себя, и вот, когда он уже совсем было, перестал существовать, когда до этого момента оставались доли секунды, он услышал голос. - Подожди немного. Голос был женский. Тихий и беспокойный, но еще больше усталый. Он оглянулся и в мягком свете весенней луны увидел слегка освещенный силуэт. - Подожди немного, - повторил голос, - я хочу с тобой поговорить. Мужчина отошел от края и присел. Он улыбался. - Говори. Женщина отдышалась после крутого подъёма и заговорила уже спокойно. - Зачем ты залез сюда? - Угадай. - Может быть, не стоит? - Может быть. - Так ты не прыгнешь? - Прыгну. - Почему? - Я так захотел. - Захотел? И это вся причина? - Вся. - Мужчина усмехнулся. - А тебе-то что? Я нарушу покой в твоей деревушке? Не волнуйся. Скорее всего, меня выкинет где-нибудь в другом месте. Подальше. - Это не моя деревушка. - Сказала она и тоже улыбнулась. - Нет? - Нет. Первый раз за весь вечер абсолютная уверенность в его голосе была испорчена некоторым замешательством. - Тогда откуда ты? - Оттуда куда уже не вернусь. - Весьма прозрачный ответ. - Всё прозрачно. Продолжения диалога с его стороны не последовало. - Ты не спросишь, почему я здесь? - Нет. - Тебе это не интересно? - Интересно. Но ведь ты скажешь "Потому что я должна была здесь появиться", или что-нибудь подобное. - Не обижайся. Я не хотела тебя обидеть. Я увидела тебя три месяца назад, когда ты проходил мимо моей деревни, и пошла следом. Я не могла не пойти. - Почему я тебя никогда раньше не видел? - Я шла вдалеке, но тебя трудно было потерять. Ты же знаешь… - Миндаль… - Миндаль. Но сегодня запах стал особенно сильным. Все пропитано им. Я поняла, что должно что-то произойти и вот вижу тебя здесь. Казалось, они оба успокоились. Ветра не было, море вело себя тихо, а луна наполняла их лица тем самым безразличным, но завораживающим светом, который одним людям напоминает о великих чувствах, других сводит с ума, а с третьими проделывает и то и другое. Какая-то непонятная идиллия воцарилась на этом древнем утесе, который видел раньше и любовь и ненависть, видел и большую печаль и беспричинную радость, видел всё, но ни в чём никогда не принимал участия. Она заговорила первой. - Откуда ты появился? - Из далека. Из далёкой и пасмурной местности, где солнечный свет с трудом пробивается сквозь пласт облаков, а птицы летают так низко, что порой врезаются в закрытые двери, где море в отсутствие солнечного света становится чёрным, а рыба безвкусной, где живут большие черепахи и растёт миндаль. - Этот аромат… - Это не аромат. Это запах тоски в её самом чистом виде… А ты очень красива. От удивления её передёрнуло. - Ты серьёзно? - Серьёзно. - Спасибо. - Сказала она, совсем смутившись. И тут он впервые улыбнулся. И всё оказалось ненапрасным. И она поняла, что уже не будет ничего плохого. Все в её жизни было не напрасно… - Как тебя зовут? - Это неважно. Но можешь называть меня Цезарь. - Цезарь? - Цезарь. - Юлий? Август? - Не Юлий и не Август. Просто Цезарь. - Тогда ты называй меня Клеопатрой. - Может просто Клео? - Хорошо. Пусть будет Клео. Было тихо. Очень тихо. Временами можно было подумать, что вообще ничего не происходит. Но если сильно прислушаться, то можно было услышать, как два голоса переплетаются в теплых воздушных потоках, постепенно становясь тише. - Зачем ты здесь, Клео? - Мне нужен Цезарь. - Цезарь здесь. - Но ведь он собирается уйти… - Еще есть время. - Дай мне руку Цезарь. Он протянул руку. Они лежали на огромном старом камне и смотрели в небо. Их голоса уже не походили на голоса людей. Это были переплетения звуков, смысл которых был понятен лишь им двоим, да и то не всегда. - Не оставляй меня Цезарь. - Не бойся - сказал он, и повторил. - Еще есть время. - Не то, которое мне нужно… Мне нужно всё твоё время. - У меня его уже мало. - Что же убьёт тебя? - Тоска. - Тоска? Стоит ли умирать из-за неё? Может всё ещё появится? - У меня и так все было, и я сам всё бросил. Теперь мне ничего не надо. - А как же чувства? - Какие? - Любовь, ненависть, все остальные, где они? - Они все умерли… И уже давно. - Как давно? - Очень давно. И тут она почувствовала, что уже не уйдет отсюда, более того она поняла, что ей и не хочется никуда уходить. Она лежала рядом с ним и постепенно ощущала, как её тело теряет свой собственный, природный запах, присущий любому организму. Она чувствовала, что от неё теперь пахнет миндалём, и от этого уже никуда не деться, и это уже навсегда. - Я надоела тебе? - Нет, Клео. - Мне оставить тебя? - Нет, Клео. - Ты останешься со мной? - Нет, Клео. - Что же тогда? - Ты пойдешь со мной. - С тобой? - Со мной. В это мгновение тишина стала абсолютной. Он повторил: - Ты пойдешь со мной, Клео? И в ответ услышал: - На всё твоя воля, Цезарь. Их нашли случайно. Несколько беспризорных детей залезли на скалу и увидели тела. Прибывший на место врач не смог установить причину смерти, как, впрочем, никто не смог сказать кто это такие. Из ситуации вышли просто и грубо: из соседней деревни пригласили священника и с его благословения сбросили тела со скалы. И только один из вчерашних детишек уловил исходящий от тел слабый аромат миндаля. И он единственный понял, что это был за запах. Но никому не слова не сказал. В деревне об этой странной истории скоро забыли, и через несколько лет уже никто не мог с уверенностью сказать, сколько было тел, и что с ними стало. Да и некому было об этом говорить. Деревня жила своей обычной жизнью, и ничто не могло этому помешать. А по ночам, над чёрной гладью неизвестного моря звучал тихий голос. Тихий настолько, что самый чуткий слух не мог уловить его, а две случайно столкнувшиеся пылинки заглушали его, тихий до такой степени, что его существование порой казалось нереальным. Такой тихий, что его часто путали с тишиной. И этот голос спрашивал: - Ты пойдешь со мной, Клео? А второй, еще тише, отвечал: - На всё твоя воля, Цезарь. Фёдор Назаров. 14.декабрь.2000 |
